Арт

«История игрушек-4». Дивный взрослый мир

Если ваше детство или юность пришлись на 1990-е и 2000-е годы, значит вы наверняка видели один из фильмов «Истории игрушек». Или уж точно слышали о существовании этой прорывной для анимационной индустрии киносерии.

Иначе просто и быть не может – в ту пору уже общедоступных VHS-плееров и набиравших популярность DVD-дисков, история дружбы тряпичного ковбоя Вуди и пластикового астронавта База, живущих в комнате мальчика Энди, была на слуху у абсолютно любого подростка. Ее смотрели и пересматривали не хуже диснеевских анимационных блокбастеров, вроде «Короля льва» или «Алладина», или классики советской мультипликации.

Сформировавшийся культ вокруг полнометражного дебюта американской студии Pixar принято объяснять до банального просто – всему виной технологический прорыв. Первый полностью смоделированный трехмерным на компьютере полнометражный мультфильм был просто обречен на мировой успех. Но это только малая часть правды. Никакая 3D-графика не способна влюбить в себя миллионы зрителей по всему миру, если за ней не стоит увлекательная история, рассказанная командой профессиональных аниматоров с талантливым режиссером во главе – каковым и является до сих пор основатель студии Джон Лассетер, несмотря на обвинения в приставаниях пару лет назад.

Потому что только настоящие сказочники способны простым языком объяснить сложные вещи. Не сюсюкать со зрителем, пытаясь купить расположение дешевыми трюками, а говорить с ним на равных, вне зависимости от его пола и возраста. Этим даром – быть искренним и честным в любой ситуации – «История игрушек» обладала всегда. Когда рассказывала о ценности взаимоподдержки и силе дружбы в первом фильме 1995 года, предательстве и выборе призвания в жизни – в продолжении 1999 года, неизбежном взрослении в третьей части в 2010-м.

Тогда, девять лет назад, казалось, что трилогия Toy Story подошла к своему логическому завершению – герои простились с поступившим в колледж мальчиком Энди и попали в руки маленькой девочке Бонни. Круговорот игрушек завершился, все темы исчерпаны – снимать больше не о чем. Поэтому вышедший четвертый мультфильм сперва воспринимался до невозможности неудачной затеей, попыткой авторов продать билеты на давно отчаливший пароход. Но оказался важным постскриптумом для всей франшизы. Сюрпризом, которого мало кто ожидал.

Трудно представить, но с момента выхода оригинальной «Истории игрушек» прошла почти четверть века – целая вечность для общественного восприятия, за которое возмужало новое поколение детей, способное мыслить, чувствовать и воспринимать мир совершенно иначе, чем их консервативные родители. И именно их чаяния отражает молодой режиссер Джош Кули, возглавивший проект вместо опального Лассетера, введя в повествование новых персонажей

Воплощением победившей эмансипации здесь становится преобразившаяся Бо Пип, сменившая сарафан на удобный брючный костюм и рассекающая по делам на машине-скунсе. Ее знакомый – канадская игрушка Дюк Бабах – строит из себя профессионала каскадерского ремесла, но сам внутренне терзается неуверенностью в собственных силах. А сшитых между собой плюшевые хохмачей Заю и Утю можно принять и за закадычных друзей, и за намек на гей-пару.

И если в прошлом фильме авторы трогательно прощались с детством, то теперь предлагают вступить в самостоятельную жизнь, со всеми ее преимуществами, недостатками, компромиссами и моральными дилеммами. «История игрушек-4» с присущей всей серии легкостью транслирует всю сложность устройства взрослого мира, в котором рамки и ограничения каждый придумывает себе самостоятельно. Поэтому и выбор между долгом и чувствами необязательно превращать в шекспировскую драму – для этого стоит почаще слушать свой внутренний голос.

Но важнее всего, что обилие недетской рефлексии органично вплетено в сюжет и не мешает мультфильму оставаться восхитительным приключением об оживших игрушках, которые так похожи на живых людей. И именно этот баланс хулиганского драйва и богатой драматургии и является показателем очень талантливого кино.

Читайте дальше:

В бой идут одни каскадеры. Новый фильм Тарантино как хроника любви и мести

«Чернобыль». Археология национального ужаса