Политика

Правило Миранды. Зачем журналистов продолжают вызывать на допросы

1691 Владимир Мацкевич

Владимир Мацкевич. Фото: Виктор Масалович, «Бобруйский курьер»

 

Любой человек, который видел хотя бы один голливудский боевик про полицию, знает «правило Миранды». Оно сформулировано на основе судебного прецедента в штате Аризона и трактует 5-ю поправку к Конституции США, входит в Билль о правах. И начинается так: «Вы имеете право хранить молчание. Всё, что вы скажете, может и будет использовано против вас в суде».

Не уверен, что это правило узаконено ещё где-то, кроме США. Но оно имеет фундаментальное значение и может быть обобщено до всеобщего принципа, известного ещё со времён Римского права: nemo tenetur se ipsum accusare – никто не обязан обвинять себя.

Как всеобщий принцип оно может звучать короче: «Всё, что вы скажете, может и будет использовано против вас!»

Я уже писал про этот принцип в начале сентября, но я всегда его помню. Помнил я и тогда, когда писал свой первый пост по делу TUT.by.

Писал его, понимая, что всё сказанное возмутит очень многих читателей и, соответственно, может и будет использовано против меня. Так оно и получилось, в течение дня в мой адрес было сказано столько негатива, что даже мне, привычному к негативу и несправедливым обвинениям, ожидавшему, что так и будет, было тяжело.

У меня были причины сказать то, что я сказал, и мне нетрудно было предвидеть реакцию. Я понимал:

1. Что сказанное ставит под подозрение фигурантов дела;

2. Что подозрения без называния имён будут объявлены голословными домыслами и параноидальной фантазией;

3. Что мои слова могут быть прочитаны как обычное обвинение в стукачестве, каковых и так множество;

4. Что на это болезненно отреагируют не только те, кого это непосредственно касается, но и многие другие, кого это может касаться косвенно;

5. Что кто-то воспримет сказанное как отвлечение внимания от скандала с БелСАТом.

Все эти нежелательные и негативные реакции на мои слова я предвидел и был к ним готов.

Но я хотел получить и другие позитивные реакции, собственно ради этих позитивных реакций я и сказал то, что сказал. И я их получил.

Ожидая негативных реакций, я строил свой текст сознательно. Итак, в порядке названного негатива:

1. Да, я сознательно писал о подозрении, хотя для меня это было вовсе не подозрение, а вполне очевидная вещь. Но я должен был описать это именно как подозрение, именно для того, чтобы вызвать реакцию. Позитивную реакцию – побудить кого-нибудь к тому, чтобы развеять мои подозрения. Негативная реакция должна была последовать с вероятностью в 100 процентов – а вот позитивная могла быть, могла и не быть. Я шёл на большой риск. Если бы не было впоследствии заявления Дмитрия Бобрика и поступка Ирины Левшиной, то я бы не только выглядел, но и действительно был бы дураком. Но мои ожидания оправдались.

2. Поскольку я не имел права подозревать конкретных людей, я ведь достоверно не знаю, что там происходит на допросах и беседах, то мои слова и не могли быть никакими другими. Я высказывал свои опасения и подозрения, а не обвинения в чей бы то ни было адрес. И конечно же, такие слова выглядят голословными. И на этот риск я вынужден был пойти.

3. Я сам плохо отношусь к бездоказательным обвинениям в стукачестве и работе на «органы». Меня самого тысячу раз в этом обвиняли. Но я-то привык. А те, к кому я обращался, к такому не привыкли. Но именно поэтому им было (и остаётся) трудно признаться в том, к чему их склоняли или принуждали. В своём тексте я должен был показать, что это необходимо сделать, как бы ни было трудно на это решиться. Это обязательная вещь, если вас к такому принуждают. И я написал, что не только я сам пойму тех, кто это сделает, но и многие разумные люди это одобрят. Так в итоге и получилось. Сотни и тысячи людей выразили своё восхищение заявлением Дмитрия Бобрика. А если бы такого заявления не последовало бы? Что ж, я рисковал стать похожим на всех тех параноиков, которые готовы видеть агента в каждом, кто им не понравился.

4. Подозрение любому человеку неприятно. Я нисколько не обиделся и не расстроился из-за реакций на мой пост непосредственных фигурантов дела. Я понимаю и тех наивных людей, в глазах которых подозреваемые и преследуемые журналисты – просто невинные или даже героические жертвы ментовского произвола. Но те, кто хоть немного в теме, могли бы придержать свою реакцию. Некоторые люди, обрушившись на меня, выставили себя идиотами. Это не касается тех, кто должен был так отреагировать в силу своих обстоятельств. Это касается примерно таких высказываний совершенно непричастных людей: «Ну бред написал Мацкевич. Лишенный всякой логики бред. Бывает». Этих людей за язык никто не тянул, но они тоже должны помнить принцип: «Всё, что вы скажете, может и будет использовано против вас!» Некоторые из этих людей к вечеру сами почувствовали себя идиотами. Получается, что тем самым я обидел ещё и их. Вот этого я не предвидел, но это их дело, свои слова нужно взвешивать.

5. Свой текст я начал с упоминания БелСАТа. Понимая, что если мой текст достигнет цели, то это отвлечёт внимание от БелСАТа. А я уже обещал написать про этот скандал подробнее, но отложил. Ведь скандал с БелСАТом на тот момент отвлёк внимание от дела TUT.by, которое куда важнее и серьёзнее.

Журналист TUT.by Дмитрий Бобрик

 

Не знаю, как бы я выдержал ещё день или больше, если бы к вечеру не появилось заявление Дмитрия, подтверждающее мои опасения и подозрения.

В общем, всё мною сказанное могло и было обращено против меня. Но суть дела не в этом, а в том, чтобы этот принцип знать, помнить всегда и руководствоваться им в жизни и деятельности. Я знал, помнил и руководствовался, поэтому и сказал то, что сказал.

Вот и главный редактор агентства БелаПАН Ирина Левшина воспользовалась этим принципом, отказавшись давать показания и отвечать на вопросы сверх того, что сказала по существу дела ещё 9 и 10 августа. Она воспользовалась этим принципом, а не правилом Миранды.

Разница в том, что правило Миранды – это правило для полиции и следствия. Это они согласно правилу Миранды в своей Америке обязаны говорить задерживаемым, подозреваемым, обвиняемым и свидетелям: «Вы имеете право хранить молчание, всё, что вы скажете, может и будет использовано против вас в суде».

Полиция в Америке руководствуется правом, и это право обвиняемого и подозреваемого, а не полицейского. У полицейского же есть обязанности соблюдать право. И полицейский сразу предупреждает, что он противник, враг того, кого задерживает, подозревает или обвиняет.

В Беларуси милиции неизвестно правило Миранды, нет в нашей стране такой обязанности у милиции – сообщать задерживаемым их права.

Однажды, ещё в 1997 году, я был задержан вместе с большой группой журналистов на акции в поддержку Павла Шеремета. Нас всех затолкали в тесную комнату. Потом стали выяснять имена и фамилии. Я был первым, кого вызвали. Прежде чем представиться, я попросил озвучить мне мои права. За это меня сразу же заперли в пенал, который служил в этом отделении карцером для буйных задержанных. Все остальные отвечали на все вопросы, которые им задавали.

Правила Миранды у нас в стране нет, но принцип римского права nemo tenetur se ipsum accusare оставил свои следы в Конституции. И этим воспользовались уже трое из фигурантов дела, по крайней мере, я знаю, и все теперь знают об этих троих.

Международный обозреватель БелаПАН Татьяна Коровенкова вначале отказалась от дачи показаний без присутствия собственного адвоката. И это правильно. Зачем? Всё, что нужно было следствию, чтобы выдвинуть обвинение против журналистов (которое гроша ломанного не стоит), было получено в ходе оперативных разработок и обысков. Говорить со следователями совершенно не о чем.

Но остальные фигуранты дела раз за разом продолжают ходить на допросы и «беседы» со следователями. Некоторым в результате таких бесед был изменен статус, из свидетелей они стали подозреваемыми. Почему, отчего? Отчасти в силу собственных показаний. Они говорили то, «что могло и было использовано против них». Хорошо если только против них, но могло (и возможно, было) использоваться ещё против кого-то.

И вот когда эта бесконечная череда допросов затянулась на полтора месяца, я не мог больше молчать. Суть моего первого поста сводился к вопрошанию: «Люди, что вы делаете? Неужели вы не видите, что вам роют яму, и вы сами помогаете это делать?»

И к предложению: «Люди, одумайтесь, расскажите вслух о том, что происходит! Только гласность может сейчас вам помочь!»

Нельзя сказать, что мой призыв не был услышан и понят. Многие его услышали и поняли, некоторым для этого понадобилось спокойно перечитать его. Но и услышав, мне выдвигали претензию по форме сказанного. Говоря, что тоже самое можно было сказать мягче, вежливее, никого не подозревая и не обижая.

Нельзя было. Даже теперь, после того, когда всем стало ясно, что я написал не домыслы, даже после поданных позитивных примеров, люди продолжают ходить на допросы и давать показания.

Причем допрашивать начали не только фигурантов дела, но в качестве свидетелей вызывают людей, никоим образом не причастных к делу, по которому ведётся следствие.

Я никого не призываю нарушать тайну следствия, о чем у всех взяли подписку. Дали подписку – так и не разглашайте!

Но этот запрет на разглашение тайны следствия не распространяется на нарушение закона со стороны следствия, на факты давления, шантажа и запугивания, психологического манипулирования. Обо всём этом вы можете говорить и сообщать публике и прессе.

Дела, которые были открыты по фактам несанкционированного доступа к сайту БелТА, весьма простые и понятные. Весь материал по этим делам уже был собран и обработан. И на допросах и беседах следователи хотят обсуждать совсем другие вопросы. В ходе обысков изъяты носители информации, компьютеры, телефоны с тысячами гигабайтов данных. Там и персональные данные, там и личные письма, и интимные фото, и информация, которая может представлять коммерческую тайну – всё, что угодно.

Да, нужно сделать оговорку. Я пишу «следователи», но это обобщённый абстрактный термин. Я не хочу влезать в межведомственные разборки между различными службами, которые занимаются оперативно-следственной работой в Беларуси. Этих служб слишком много для нашей маленькой, стабильной и тихой страны. Тем более, что вся их работа покрыта тайной, той скудной информации, что о них можно получить, явно недостаточно, чтобы делать заключения, кто и за что отвечает, кто и что сделал. Пусть они разбираются между собой сами. Для нас они должны быть все на одно лицо. Так проще и надёжнее себя защищать.

В ходе предварительных оперативно-розыскных действий у работников TUT.by и БелаПАН изъято много информации. Возможно, что во всём этом массиве информации есть то, что может послужить основанием для новых расследований. Может, но поскольку информация добыта незаконным путём, то ею трудно воспользоваться в суде и даже для возбуждения новых дел.

Мне уже приходилось писать о том, что наши спецслужбы и милиция стараются держаться в рамках законности, им далеко до российских спецслужб, которые вообще не обращают внимания на законы, как своей страны, так и на международные нормы. Наши органы тоже постоянно нарушают закон, превышают свои полномочия.

Чтобы не быть голословным, напомню суд, где я выступал обвиняемым. Против меня давали свидетельские показания три милиционера, которые меня никогда в глаза не видели: им приказали, и они выполняли приказ. Даже когда ложь вскрылась на суде, они не отказались от своих показаний. Моё дело просто замяли. И это повседневная практика.

Читайте также: «Милиция не доверяет народу, народ — милиции». Философ пишет министру

Так вот. Все допросы и «беседы», после нескольких первых в августе, не имеют никакого отношения к делу БелТА. Они имеют смысл только тогда, если в них затрагиваются посторонние вопросы по мотивам изъятых при обыске материалов. О них спрашивают, фигуранты, подозреваемые и свидетели легко отвечают на вопросы, ведь это не касается их дела непосредственно. Но их ответы могут быть занесены в протоколы допросов. И потом эти протоколы становятся как бы законным основанием для открытия новых дел. Или просто для накопления компромата не только на самих фигурантов дела, но и на других людей, порой совершенно случайных.

Не отвечайте на вопросы, которые не касаются непосредственно того, в чём вас обвиняют! Помните: всё, что вы скажете, может быть использовано против вас! Или против людей, о которых вы просто поговорили со следователями, просто и невинно.

Кто-то, дочитав до этого места, снова может упрекнуть меня в голословности и домыслах. Упрекайте! Мне это не страшно.

Страшно другое. А если то, что я говорю окажется правдой?

А что если показания, собранные в этих допросах, всплывут в новых делах?

Я не собираюсь противодействовать нашим органам в раскрытии преступлений и их профилактике. Я просто убеждён, что нельзя охранять законность нарушая закон. Нельзя поддерживать мораль аморальными поступками.

Я не собираюсь огулом обвинять наших журналистов в сотрудничестве со спецслужбами. Даже не огулом, а кого-то. Я даже убеждён, что почти никто с ними не сотрудничает. Даже те, кого силой или обманом вынудили что-то там подписать.

Я даже лично знаком со некоторыми людьми, которые когда-то что-то подписывали, никогда не опубличивали этого, но и никогда не сотрудничали. И даже сами органы не требовали от этих людей какого-либо сотрудничества, как будто бы это подписанство совсем забыто. Да, оно и забыто. Никому не нужно сотрудничество. Беларусские органы и так имеют переизбыток штатных сотрудников, которых нечем занять, поэтому они вынуждены придумывать себе работу. Подпись – это просто компромат, который могут вытащить на свет в любой момент – и использован против вас. Вот и всё.

Возможно, я, обжёгшись на молоке, дую на воду. Возможно я перестраховываюсь. Но вдруг! Так вот, если вдруг что-то из протоколов допросов всплывёт в каких-то других делах, будет использовано в будущих судах над кем-нибудь, помните: вы можете отказаться от всех показаний, которые из вас сейчас вытащили силой, запугиванием, шантажом или обманом. Можете от всего этого отказаться, поскольку эти показания получены незаконно.

Мы имеем права. Наши права – огромная ценность. И никто не будет ценить наши права, если мы сами не будем их ценить.

Читайте дальше:

Окруженные демократией. Как власть готовит сценарий для выборов 2019 года

Почему беларусы мирятся с насилием в своей стране?

Как перестать переживать и начать действовать. Пять способов не вестись на манипуляции режима

Комментировать